Юнг К.-Г.
ЛИЧНОЕ И СВЕРХЛИЧНОЕ, ИЛИ КОЛЛЕКТИВНОЕ БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ
Здесь начинается еще один новый этап нашего познавательного процесса. Мы продолжали аналитическое разложение инфантильных фантазий перенесения до тех пор, пока пациенту не стало достаточно ясно, что он сделал из своего врача отца и мать, дядюшку, опекуна и учителя и как бы там еще ни назывались родительские авторитеты. Однако, как вновь и вновь показывает опыт, возникают еще и другие фантазии, представляющие врача даже как Спасителя или как богоподобное существо, – разумеется, в полном противоречии со здравым рассудком сознания. Кроме того, оказывается, что эти божественные атрибуты выходят за рамки христианского мировоззрения, в атмосфере которого мы выросли, и принимают языческие очертания, например нередко образы животных.
Перенесение само по себе есть не что иное, как некоторая проекция бессознательных содержаний. Сначала проецируются так называемые поверхностные содержания бессознательного, о чем можно узнать из снов, симптомов и фантазий. В этом состоянии врач вызывает интерес в качестве возможного любовника (вроде того молодого итальянца из нашей истории). Затем он выступает в большей степени как отец: либо добродушный, либо, скажем, грозный, в соответствии с теми качествами, которыми обладал в глазах пациента его действительный отец. Иногда врач обретает для пациента и материнские черты, что выглядит уже несколько странно, но все же находится в границах возможного. Все эти проекции фантазий имеют своей основой личные воспоминания.
Наконец, могут появиться фантазии, выходящие за границы обычного. Врач наделяется тогда довольно жуткими свойствами, выступая, скажем, в качестве колдуна или демонического преступника или же в качестве олицетворения соответствующего блага: как Спаситель. Или же он выступает как смешение обеих сторон, Разумеется, он вовсе не обязательно предстает сознанию пациента в таком виде, а просто на поверхность выступают фантазии, наделяющие врача такими чертами. Таким пациентам часто очень трудно бывает понять, что фактически их фантазии происходят от них самих и по сути дела не имеют ничего (или имеют очень мало) общего с характером врача. Это заблуждение происходит оттого, что для этого вида проекций отсутствуют личные базисные воспоминания. Можно при случае доказать, что уже в определенном детском возрасте с отцом или матерью были связаны подобные фантазии, для которых, однако, ни отец, ни мать на самом деле не давали повода.
В одной своей небольшой работе Фрейд (Eine Kindheitserinnerung des Leonardo da Vinci, 1910.) показал, какое влияние оказал на Леонардо да Винчи в его дальнейшей жизни тот факт, что у него было две матери. Факт наличия двух матерей, или двоякого происхождения, был в случае Леонардо реальным, однако подобное представление играло свою роль и у других людей искусства. Так, у Бенвенуто Челлини была фантазия о двояком происхождении. Вообще она представляет собой некоторый мифологический мотив. Многие герои имели в сказаниях двух матерей. Фантазия эта имеет своим источником не тот, скажем, действительный факт, что у героев было две матери, а есть общераспространенный, "изначальный" образ, принадлежащий к тайнам истории человеческого духа и не относящийся к сфере личных воспоминаний.
В каждом отдельном человеке помимо личных воспоминаний есть великие "изначальные" образы, как их удачно однажды назвал Якоб Буркхардт, т. е. унаследованные возможности человеческого представления в том его виде, каким оно было издавна. Факт этого наследования объясняет тот по сути дела странный феномен, что известные сказочные образы и мотивы повторяются на всей Земле в одинаковых формах. Он объясняет далее, как, например, наши душевнобольные оказываются в состоянии репродуцировать точно такие же образы и взаимосвязи, которые нам известны из старинных текстов. Некоторые примеры такого рода я дал в моей книге "Трансформации и символы либидо" (Новое издание: Symbole der Wandlung, 1952. Ges. Werke, Bd. 5. ср. также Uber den Begriff des kolektiven Unbewu(ten, 1936 Ges. Wегkе, Bd. 9.). Я тем самым отнюдь не утверждаю, что по наследству передаются представления, по наследству передается лишь возможность представления, а это большая разница.
Итак, на этой следующей стадии лечения, когда воспроизводятся фантазии, уже не основывающиеся на личных воспоминаниях, речь идет о манифестациях более глубокого слоя бессознательного, где дремлют общечеловеческие, изначальные образы. Эти образы и мотивы я назвал архетипами (а также "доминантами") (Это понятие разъясняется в следующих работах, из которых становится ясным и дальнейшее его развитие: Symbole der Wandlung, 1952. Ges. Werke, Bd. 5; Psychologische Typen, 1950, р. 567 ff. Ges. Werke, Bd. 6, Paragr. 759 ff. Ср. в: Von den Wurzeln des Bewu(tseins, 1954, статьи: Uber die Archetypen des kollektiven Unberwu(ten, р. 3 ff. Ueber den Archetypus mit besonderer Berucksi chtigung des Animabegriffes, р. 57 ff. Die Psychologischen Aspekte des MutterArchetypus, р. 87 ff. Ges. Werke, Bd. 9, I. In Kerenyi und Jung, Einfuhrung in das Wesen der Mythologie, Zur Psychologie des Kind-Archetypus, р. 103 ff. Zum psychologischen Aspekt der Kore-Figur, р. 215 ff. Ges. Wеrke, Bd. 9, I. Комментарий к: Wilhelm, Das Geheimnes derг goldenen Blute, 1929. Ges. Werke, Bd. 13).
Это открытие означает дальнейший шаг вперед в развитии нашей концепции, а именно признание наличия двух слоев в бессознательном. Дело в том, что мы должны различать личное бессознательное и не- или сверхличное бессознательное. Последнее мы обозначаем также как коллективное бессознательное (Коллективное бессознательное представляет собой объективно-психологическое, а личное бессознательное – субъективно-психическое.) – именно потому, что оно отделено от личного и является абсолютно всеобщим, и потому, что его содержания могут быть найдены повсюду, чего как раз нельзя сказать о личностных содержаниях. Личное бессознательное содержит утраченные воспоминания, вытесненные (намеренно забытые) тягостные представления, так называемые подпороговые (сублиминальные) восприятия, т. е. – чувственные перцепции, которые были недостаточно – сильны для того, чтобы достичь сознания, и, наконец, содержания, которые еще не созрели для сознания. Оно соответствует часто встречающемуся в сновидениях образу Тени (Под Тенью я понимаю "негативную" часть личности, а именно сумму скрытых, невыгодных свойств, недостаточно развитых функций и содержаний личного бессознательного. Обобщающий обзор см.: Т. Wolff, Einfuhrung in die Grundlagen der komplexen Psychologie. In: Studien zи С. G. Jungs Psychologie, 1959, р. 151 ff.).
Изначальные образы – это наиболее древние и наиболее всеобщие формы представления человечества. Они в равной мере представляют собой как чувство, – так и мысль; они даже имеют нечто подобное собственной, самостоятельной жизни, вроде жизни частичных душ (поводу этого понятия ср.: Allgеmeines zur Komplextheorie, In: Uder tuttgаrt. 1893, р. 213. Brief an psychische Energetik und das Wesen der Traume, 1948. Ges. Werke, Bd. 8.), что мы легко можем видеть в тех философских или гностических системах, которые имеют о своим источником познания восприятие бессознательного. Представление об ангелах, архангелах, "тронах и господствах" у Павла, архонтах у гностиков, небесной иерархии у Дионисия Ареопагита и т. д. происходит из восприятия относительной самостоятельности архетипов.
Итак, тем самым мы нашли также тот объект, который избирает либидо, после того как оно оказывается высвобожденным из личностно-инфантильной формы перенесения. Оно, следуя своему уклону, погружается в глубины бессознательного и оживляет там то, что до сих пор дремало. Оно обнаруживает сокрытый клад, из которого всегда черпало человечество, из которого оно извлекло своих богов и демонов и все те сильнейшие и могущественнейшие идеи, без которых человек перестает быть человеком.
Возьмем, к примеру, одну из величайших мыслей, порожденных XIX веком, – идею сохранения энергии. Подлинным творцом этой идеи является Роберт Майер. Он был врачом, а вовсе не физиком или натурфилософом, хотя выдвижение подобных идей скорее было бы более естественным для последних. Однако важно понять, что идея Майера не создана в собственном смысле. Не возникла она и в результате слияния существовавших тогда представлений или научных гипотез, а выросла в своем творце подобно растению. По этому поводу Майер писал Гризингеру следующее (1844): "Эту теорию я отнюдь не высидел за письменным столом". (Далее он сообщает о некоторых физиологических наблюдениях, которые он сделал в 1840/41 гг. в качестве судового врача.) "Но если вы хотите,- продолжает он в своем письме,- уяснить себе физиологические аспекты, то для этого необходимо знание физических процессов, если вы не предпочитаете рассматривать суть дела с метафизической точки зрения, что внушает мне бесконечное отвращение; я, таким образом, придерживался физики и с такой страстью отдавался своему предмету, что – многие из-за этого могут посмеяться надо мной – мало интересовался далеким материком, а предпочитал оставаться на борту, где я мог работать без перерыва и где в некоторые часы чувствовал себя как бы вдохновленным настолько, что не могу припомнить ничего подобного ни до, ни после. Некоторые мысли, как молнии пронзившие мое сознание – это было на рейде в Сурабайе, я подвергал немедленному тщательному исследованию, что в свою очередь приводило меня к новым предметам. Те времена прошли, однако спокойное размышление над тем, что тогда проявилось во мне, привело к выводу, что это – истина, которую не только можно чувствовать субъективно, но которую также можно объективно доказать; но может ли это сделать столь мало сведущий в физике человек – этот вопрос я, естественно, должен оставить открытым" (Robert Mayer, Kleinere Schriften und Briefе. Stuttgаrt. 1893, р. 213. Brief an Wilhelm Griesinger, 16, Juni, 1844).
В своей "Энергетике" Хельм высказывает ту точку зрения, что "новая мысль Роберта Майера не была извлечена постепенно из традиционных понятий силы в процессе их более глубокого продумывания, а принадлежит к тем интуитивно постигаемым идеям, которые, происходя из других сфер духовного труда, как бы застигают мышление врасплох и принуждают его в соответствии с ними преобразовывать традиционные понятия" (G. F. Helm, Die Energetik nach ihrer geschichtlichen Entwicklung, Leipzig, 1898, р. 20).
Спрашивается: каково происхождение той новой идеи, которая навязала себя сознанию с такой стихий, которая смогла настолько захватить сознание, что полностью отвлекла его от всех многообразных впечатлений первого путешествия по тропикам? На эти вопросы не так-то легко ответить. Но если мы применим к этому случаю нашу теорию, то объяснение будет звучать так: идея энергии и ее сохранения должна быть изначальным образом, который дремал в коллективном бессознательном. Этот вывод требует, естественно, доказательства, что такого рода изначальный образ действительно существовал в истории духа и действовал на протяжении тысячелетий. Это можно и в самом деле доказать без особого труда, Самые примитивные религии в самых различных уголках Земли базируются на этом образе. Это – так называемые динамические религии, единственная и определяющая мысль которых состоит в том, что существует разлитая повсюду магическая сила (Так называемое мана. Ср.: N. Soederblom, Das Werder des Gottesglaubens, 1916.), вокруг которой вращается все. Тайлор, известный английский исследователь, а также Фрейзер неверно понимали эту идею как анимизм, На самом же деле первобытные народы со своим понятием силы отнюдь не имели в виду души или духов, а действительно нечто, что американский исследователь Лавджой (Arthur O. Lovejoy, The Fundamental Concept of the Primite Philosophy in: the Monist, vol. XVI, p. 361.) точно обозначил как "primitive energetics" ("Примитивную психологию" ( англ ). Это понятие соответствует представлениям о душе, духе, боге, здоровье, силе любви, плодородности, силе волшебства, влиянии, власти, авторитете, лекарстве, а также об известных душевных состояниях, характеризующихся аффектами. У некоторых полинезийцев "мулунгу" (именно это примитивное понятие энергии) есть дух, душа, демоническая сущность, волшебная сила, авторитет; и когда происходит что-либо необычное, то люди призывают "мулунгу". Это понятие силы у первобытных народов В ходе истории этот образ получал развитие во все новых и новых вариациях. В Ветхом Завете магическая сила светится в пылающем терновом кусте и в лице Моисея; в Евангелиях она появляется в излияниях Святого Духа в форме исходящих с неба огненных языков. У Гераклита она выступает как мировая энергия, как "вечно живущий огонь": у персов она – огненный блеск "хаомы", божественной благодати; у стоиков она – первотеплота, сила судьбы. В средневековой легенде она выступает как аура, ореол святости, и в виде пламени вырывается из-под крыши шатра, где в экстазе лежит святой. Святые, галлюцинируя, видят эту силу в качестве Солнца, полноты света. В соответствии с древним воззрением сама душа есть эта сила; в идее бессмертия души заключено представление о ее сохранении, а в буддийском и первобытном представлении о метемпсихозе (переселении душ) заключено представление о ее неограниченной способности к превращениям при неизменном сохранении.
Эта идея, таким образом, испокон веков запечатлена в человеческом мозгу. Поэтому она в готовом виде заложена в бессознательном каждого. Требуются лишь определенные условия для того, чтобы снова заставить ее выступить на поверхность. В случае Роберта Майера эти условия, очевидно, оказались в наличии. Величайшие и наилучшие мысли человечества формируются поверх изначальных образов, представляющих собой как бы первичный рисунок. Меня уже часто спрашивали о том, каково же происхождение этих архетипов, или первообразов. Мне кажется, что дело обстоит так, как если бы их возникновение нельзя было объяснить никак иначе, как только предположив, что они представляют собой отражение постоянно повторяющегося опыта человечества. Одно из самых обычных и вместе с тем самых впечатляющих явлений, данных человеческому опыту,- это ежедневное кажущееся движение Солнца. Мы, во всяком случае, не можем обнаружить в бессознательном ничего имеющего к этому отношение до тех пор, пока речь идет об известном нам физическом процессе. Напротив, мы обнаруживаем миф о солнечном герое во всех его бесчисленных вариациях. Этот миф, а не физический процесс есть реальность, образующая архетип Солнца. То же самое можно сказать о фазах Луны. Архетип есть своего рода готовность снова и снова репродуцировать те же самые или сходные мифические представления, В соответствии с этим, таким образом, кажется, что дело обстоит так, как если бы то, что запечатлевается в бессознательном, было бы исключительно субъективным представлением фантазии, вызванным физическим процессом. Можно было бы поэтому предположить, что арх
